Чтобы хоть как-то ему помочь, бедствующего Шмелёва «прикрепили» к коммунальной столовой.
И один из походов за едой оказался неудачным: хлеб уже закончился. Пошатываясь от слабости, писатель направился к двери, когда его окликнул незнакомец. Назвался заведующим столовой и поинтересовался:
– А правда, что вы написали книгу про кельнера?
Шмелёв тяжко вздохнул:
– Наверное, «Человек из ресторана»? Да, было дело. В прошлой жизни…
Собеседник оглянулся, хотя в помещении они находились одни.
– Пойдёмте со мной, уважаемый.
Они зашли в подсобку, и человек сунул в дрожащие руки просителя буханку.
– Пожалуйста, Иван Сергеевич. Спрячьте хлеб под пальто и ступайте домой осторожно. И, будьте любезны, никому об этом ни слова!
На пороге Шмелёв спохватился:
– Кого же благодарить мне в молитвах?
– «Человека из ресторана», – улыбнулся неизвестный.⠀
Теперь, несмотря на благополучную жизнь во Франции, Иван Шмелёв часто вспоминал о тех днях и о России. В письме к своему другу, критику Владимиру Зеелеру, в 1930 году он писал: «Воздуху мне нет, я чужой здесь, в этой страшной шумом Европе. Она меня ещё больше дырявит, отбивает от моего. Хоть в пустыню беги — на Афон — ищи Бога, мира, покоя души». С 1933 года Шмелёв работал над автобиографической книгой «Лето господне. Праздники — Радости — Скорби» с очерками о дореволюционной Москве и купеческой жизни, вызвавшей много восторженных отзывов. Сам писатель так характеризовал свою книгу: «В ней я показываю лицо Святой Руси, которое я ношу в своём сердце… Россию, которая заглянула в мою детскую душу». А близкий друг Шмелёва философ Иван Ильин восторженно признавал, что «эту книгу написала о себе сама Россия».
Вторую мировую войну Шмелёв провёл в оккупации в Париже и поначалу воспринял её как освободительную. Писатель восторженно отнёсся к нападению Гитлера на Советский Союз и надеялся, что это сможет остановить большевиков. В письме к своей поклоннице, с которой у него завязался многолетний роман в письмах, Ольге Бредиус-Субботиной он сравнивал Гитлера с «рыцарем, поднявшим меч на дьявола». Шмелёв восторженно приветствовал наступление фашистских войск под Москвой, поддерживал решение части русских эмигрантов воевать против СССР, и живя в Париже, сотрудничал с единственным русскоязычным изданием «Парижский вестник», занимавшим прогерманскую позицию. Однако вскоре Шмелёв понял, что ошибся. После войны он пытался оправдаться в печати по поводу своей поддержки Гитлера, но большинство знакомых отвернулись от него.⠀
Старость писателя прошла в одиночестве (его жена умерла ещё в 1936-м) и большой нужде. Сотрудничество с нацистским изданием и поддержку Гитлера ему не простили — во Франции от него отвернулось большинство эмигрантов и сами французы, а Американские власти отказали в визе в США. В июне 1950 года Шмелёв решил переехать в обитель Покрова Пресвятой Богородицы в Бюсси-ан-От в 140 км от Парижа. И в тот же день умер. Его жизнь оборвал сердечный приступ, и монахиня, матушка Феодосия, присутствовавшая при кончине Ивана Сергеевича, писала: «…человек приехал умереть у ног Царицы Небесной под её покровом. Как чувствовал свою кончину…». Сам Иван Шмелёв незадолго до смерти писал своему другу: «Я хочу умереть в Москве и быть похороненным на Донском кладбище, имейте в виду. На Донском! В моей округе. То есть если я умру, а Вы будете живы, продайте мои штаны, мои книжки, и вывезите меня в Москву». Мечта запрещённого на Родине писателя всё же осуществилась: спустя полвека, в 2000 году, его прах обрёл покой в родной Москве, на кладбище Донского монастыря рядом с могилой отца.