Судьба Николая Клюева – и в биографическом плане, и в литературном – была непростой.
Родился он 10 (22) октября 1884 года в одной из деревень Коштугской волости, входившей по тогдашнему территориально-административному делению в состав Олонецкой губернии.
Николай Клюев – трагическая фигура в русской поэзии двадцатого века. И не только потому, что он был вырван из литературной жизни страны еще до массовых репрессий тридцатых годов и погиб в сибирской ссылке. Но и потому, что в последующие десятилетия его творчество шельмовалось едва ли не с большим остервенением, чем при жизни поэта. Даже в пятидесятые годы, когда имена многих художников слова, эмигрировавших за границу, погибших в лагерях или намеренно замалчиваемых критикой, – Бориса Зайцева и Ивана Шмелева, Бориса Корнилова и Павла Васильева, Осипа Мандельштама и Марины Цветаевой, Михаила Булгакова и Андрей Платонова – вновь запестрели на обложках книг, стихи Николая Клюева не получили дороги к массовому читателю. За полвека после гибели поэта его произведения, тщательно просеянные цензурой, выходили небольшими тиражами только несколько раз: книжка в малой серии «Библиотеки поэта» в 1977 году, скромный, тоже московский, сборник "Избранного" в 1981 году и еще одно неполное издание – на родине Клюева в 1986 году.
В лирике двадцатого века именно Николай Клюев открыл коренную Россию с ее народными поверьями и легендами, с ее самоцветным языком, с ее мудрым осмыслением красоты и духовности жизни, запечатленными в иконописи, житийной литературе, православных песнопениях.
Правда, как многие самобытные писатели, он заговорил своим голосом не сразу. Начало творческого пути Клюева совпало с первыми грозовыми годами двадцатого века. Юноша из глухой Олонецкой губернии "пошел в народ": странствовал по селам, вел опасные беседы с крестьянами, распространял прокламации. И не миновал за это тюрьмы, отсидев в ней несколько месяцев. Стихи Клюева не выделялись из сочинений крестьянских и рабочих поэтов, легально и нелегально публиковавшихся тогда. О народном гневе, который вот-вот приведет к взрыву, о желанной свободе они говорили словами обкатанными, стертыми от постоянного употребления. Будущий олонецкий "баюн" тоже усвоил этот общий язык призывов:
Где вы, невинные, чистые,
Смелые духом борцы,
Родины звезды лучистые,
Доли народной певцы?
Родина, кровью облитая,
Ждет вас, как светлого дня,
Тьмою кромешной покрытая,
Ждет – не дождется огня!
Но уже к выходу первой книги стихов "Сосен перезвон" двадцатисемилетний Клюев обрел и свой голос, и свой язык. Он занял особое место в тогдашней поэзии, которую представляли крупные таланты – Александр Блок, Валерий Брюсов, Андрей Белый, Константин Бальмонт, Фёдор Сологуб, Иннокентий Анненский, Вячеслав Иванов. Пожалуй, это было место, не занятое в лирике со времен Некрасова и Кольцова. Только судьба отвела его певцу не из центральной России, а из поморских северных краев, где еще сохранялась в языке и обычаях средневековая Русь:
От кудрявых стружек тянет смолью,
Духовит, как улей, белый сруб.
Крепкогрудый плотник тешет колья,
На слова медлителен и скуп.
Одним из первых стихи молодого автора оценил Александр Блок. Между поэтами завязывается оживленная переписка. На Блока весточки от олонецкого певца, самостоятельность и оригинальность его суждений неизменно производят сильное впечатление. Он записывает в дневнике или сообщает кому-либо из близких:
"Послание Клюева все эти дни – поет в душе". "Если бы ты знал, какое письмо было на днях от Клюева... по приезде прочту тебе. Это – документ огромной важности (о современной России – народной, конечно), который еще и еще утверждает меня в моих заветных думах и надеждах". "Клюев – большое событие в моей осенней жизни".
Конечно, как человек глубоко религиозный, Клюев в своей образно-поэтической системе использовал ту лексику, которая была близка ему с детства. "Кадильный дым лесов" или "звездочка-свечка" казались поэту такими же привычными, естественными, как для других певцов – его современников мирские, светские образы. По сути же своей стихи олонецкого крестьянина были вполне земными, мирскими (недаром одна из книг Николая Клюева называлась "Мирские думы"), глубоко народными по мироощущению; они открывали поэзию в будничной крестьянской жизни, в скромной северной природе и всегда оставляли светлое, кроткое настроение:
Пашни буры, межи зелены,
Спит за елями закат,
Камней мшистые расщелины
Влагу вешнюю таят.
Поэзия Клюева во многом непонятна читателю в связи с существованием языкового барьера между читателем и поэтом. Чтобы понять образный язык Клюева, необходимо обладать определенным багажом знаний. Здесь важно разбираться не только в русской литературе, но и в мировой, знать не только древнюю историю, но и современность. Отсюда мнение, что поэзия Николая Клюева элитарная, то есть предназначенная не для всех, а только для избранного числа лиц, так сказать, для посвященных. Это связано с тем, что современная культура утратила священные начала.