12+
Есть художники, которые украшают мир. А есть такие, которые задают ему неудобные вопросы.
Иван Крамской принадлежал ко второй категории — редкой, требовательной и необходимой.
Его интересовало не «красиво», а «истинно». Потому в каждой его работе чувствуется не столько вдохновение, сколько внутренняя дисциплина — желание увидеть человека без украшений и защиты.
Художник новой эпохи
Россия 1860–1870-х годов для людей той эпохи изменилась до неузнаваемости. После отмены крепостного права в обществе возникла новая сила — образованная русская интеллигенция, требующая правды, знаний и ответственности.
Искусство уже не могло быть только салонным украшением: оно становилось пространством для разговора о человеке и его месте в мире. Крамской оказался в центре этих перемен.
«Крамской сделал русскую живопись серьёзной. С ним она обрела не только красоту, но и совесть»— Г. Ю. Стернин, искусствовед.
Иван Крамской родился в семье бедного писаря и иконописца в Острогожске. Он рос в бедности — работал с малых лет, чтобы помогать семье. Это важный факт. Крамской всю жизнь ощущал себя самоучкой из народа, чужим в кругу привилегированных художников. Травма социального происхождения — валун, который он тащил всю жизнь, и который сделал его жёстким и требовательным.
Он поступил в Академию художеств, и там быстро понял, что академизм — это система, а не путь. Это настолько не подходило ему, что в 1863 году он стал лидером «бунта четырнадцати»: молодых художников, отказавшихся писать конкурсную картину на мифологический сюжет и требовавших свободы выбора темы. Художник должен иметь право писать реальную жизнь — заявляли они.
Из этого протеста выросло движение передвижников — первая в России художественная модель, где эстетика соединяется с общественной позицией. Крамской стал идеологом движения, теоретиком и нравственной осью.
Портрет, который не льстит
Главная сила Крамского — его портреты. Он умел видеть не внешнее, а внутреннее: о чем человек думал и что чувствовал. Лица на работах Крамского не позируют, них нет эффектной декоративности, зато есть честность, иногда даже суровая.
«Портреты Крамского всегда были актом нравственного анализа. Он видел человека не в его внешности, а в его ответственности перед собой и временем»
— И. Н. Голубкина, «Портрет в русской живописи XIX века».
«Я ненавижу ложь в искусстве — даже если она красива».
(Письмо к Ярошенко, 1877)
Эта мысль объясняет его манеру: он никогда не писал сентиментальности, даже трагедию делал строгой, правдивой, сдержанной.
Крамского сложно сравнивать с другими потретистами, потому что в его портретах всегда присутствовал вопрос: что делает человека собой?
«С Крамского начинается новый тип портрета — портрет как поле мысли, а не как внешнее сходство»— Ю. Д. Беляев, «Русский психологический портрет».
Он проложил путь к тому, что позже станет «психологическим портретом» в русской живописи, где важна не только форма, но внутренний мир.
Свет и воздух как язык
Чтобы точнее описать Крамского, важно сказать и о его стиле в живописи. Он работал тонкими слоями, избегая блеска, предпочитал матовую фактуру, мягкие переходы, приглушённую палитру.
В его картинах почти нет резкого цвета — он выбирает землистые, серо-синие, охристые тона. Создаёт пространство, где свет не сияет, а показывает истинное, и при этом тень — не опасность, а глубина
В «Русалках» этот язык достигает своей вершины: лунный воздух становится главным персонажем, а фигуры — частью его дыхания. Картина воспринимается больше как состояние, а не как сюжет. Поэтому Крамского нельзя причислять к мистикам. Он скорее тонкий психолог.
Художник как мыслитель
Крамской писал не только красками, но и словами. Его письма — важная часть русской интеллектуальной истории XIX века. В них он рассуждал о роли художника, о свободе, ответственности, духовной стойкости.
Из его писем мы видим, что для него живопись не была развлечением. Он писал:
«Художник прежде всего должен быть человеком правды… Иначе он напрасно живёт»
(Письмо к И. Репину, 1879)
Он видел художника как совесть своего времени — не как декоратора, не как ремесленника и не как слугу вкуса публики. По его мнению, искусство — это моральный акт. И в этом была не поза, а убеждение. Этой честности он требовал прежде всего от себя самого
«Всякое вдохновение должно быть проверено строгим рассудком»
(Письмо к П. Козлову, 1874)
Также Крамской резко выступал против романтического мифа о «музе» и «озарении». Он считал, что художник должен думать, анализировать, работать разумом и совестью.
«Старые сюжеты не могут нас спасать. Искусство должно принадлежать своему времени»
(Письмо Третьякову, 1870-е)
Поэтому он и начал «бунт четырнадцати»: ему было важно, чтобы художник имел право выбирать тему сам, а не следовать академическим заданиям про античных богов. Художник обязан говорить о том, что происходит сейчас.
«Искусство должно быть понятно человеку из народа. Я против картин, которые требуют словаря или толкователя» (Из записной книжки, 1870)